Кузьменко
Евдокия Ивановна

Труженик тыла. Во время войны была ребёнком, росла в детдоме.

«Я родилась в Курганской области в селе Дворянском, которое сразу после революции переименовали в Колесниково. Красивое большое село около озера, Курганская область богата озерами. Отец был младший сын в семье, остался с родителями. Его отец, мой дед, был сельским купцом. Он имел лавку и организовал артель по выделке шкур домашних животных. Нанял трех рабочих. Хотел людей из лаптей в сапоги переобуть. Ну и, конечно, в те времена он был кулаком. По-нынешнему это удачный предприниматель, а тогда это был кулак. Но дедушка не дожил до дня, когда нас из дома выгнали и наша хорошая жизнь закончилась, его убили и ограбили. Когда случилось всё это, отец наш, испугавшись, что погонят нас по этапу, просто куда-то убежал. Предателем был. А мама больная была и вскоре умерла. У меня старшая сестра была и брат постарше меня. Из дома нас выгнали, никто куска не дает, гонят же все кулачье отродье: «Чтоб вы подохли!» И когда маму похоронили, старшую сестру, ей уже лет 10 было, в няньки взяла сестра отца. Так вот началась моя вторая жизнь, детдомовская. И появилось новое имя. В детдоме почему-то назвали меня Евдокией, а дома всегда звали Асей, Анастасией. В пятилетнем возрасте не смогла я там отстоять своё настоящее имя. Это произошло в 1935 году.

Сначала мы с братом в дошкольном детдоме были, потом в школьный перевели. В Оханске много было детдомов, а сейчас, говорят, последний расформировали. На столетие нашего детдома я ездила в 2008 году. В 1937 году в Оханске 1/3 население составляли дети, со всего Урала везли. В нашем детском доме 300 человек детей было. 7 домов занимали, разбросаны по городу были.

В детском доме я прожила 14 лет. Закончила 10 классов. Поступила в Пермский медицинский институт в 1954 году. Закончила и поехала работать на Дальний Восток. Попала в Амурскую область. В первый год работала в таёжном глухом районе на границе с Китаем через Амур. Потом районы расформировали, и меня перевели в Благовещенск, так что мне повезло, что выбралась из глуши. А потом вышла замуж, а муж — хабаровчанин, переехала с ним в Хабаровск. Оттуда снова на Урал, в город Асбест. И там 43 года жила. Итого 56 лет я в медицине отработала, окулистом. Долги стране отдала, я считаю. Государство меня воспитало, а я отдала свой долг.

В нашем детдоме была такая традиция, когда заканчивался учебный год, всегда выезжали в лес, на поляну, на природу. Массовкой это у нас называлось. Это как раз произошло 22 июня. Мы выехали, там игры, танцы, духовой оркестр у нас свой был. Простыни расстелили, стряпня у нас была, до войны-то все-таки прилично жили. Веселились от души. Потом собрались, с песнями, с цветами возвращаемся в город. А город уже другой. Навстречу к нам идут: «Что вы, дети! Такое горе, началась война». Так тревожно было, потому что ведь наши войска отступали. Это так было тяжело слушать. И всё думаешь, неужели и до Урала дойдут? Ведь к Москве же близко подошли. Очень тяжело было морально. Мы хоть и дети были, но на душе тревога. Ну, что бы с нами стало, если бы немцы дошли? Да всех бы нас пристрелили, никому мы не нужны.

Во время войны старались, работали. И все лето то в поле, то картошку окучивали. Вот так, тяпками, лошадей-то тоже в армию забрали. Детство связано с полями колхозными бескрайними. Планы большие давали, народу нет. Но работать мы были приучены. У нас и до войны было своё подсобное хозяйство, потому что детдома находились в сельской местности. Государственных средств не хватало. У нас коровы, лошади были. Но за ними взрослые ухаживали. Но на полях — сенокос, огороды — это мы работали. С 4 класса у нас никаких нянек не было, мы полы мыли, окна мыли. Много в те годы было репрессированных детей, да и война подкинула. У нас чистота была. Такая у нас заведующая была, к труду приучила. Прачки у нас были, повара, а остальное все сами делали — дворы убирали, за садом, огородом ухаживали. Жили как большая семья. На завтрак садимся — три больших стола по 12 человек. И заведующая распределяет: сегодня такие работы, то мы должны сделать, это. Если в колхоз не едем, значит у себя пашем. А потом надо еще заготовить ягоды, грибы, все же в лесу есть. Ходили, заготавливали, чтобы из чего к празднику постряпать было. Но все равно весело жили как-то, дети есть дети.

В те годы старшие воспитанники стали заменять воспитателей, потому что многие из них ушли на фронт. Нянек не нанимали, все были уже подросшие. Я благодарна, что меня всему там научили. Только чему вот я не научилась, так это стряпать. Не учили этому, не из чего было. И шить, кроить не научилась. Не было ни ниток, ни материала. А до войны была мастерская, девочек учили шить. Но зато хорошо штопать, латать — это я научилась. Перед банным днем заведующая наша садится, разбирает белье — это заштопать, это залатать, потом погладить надо было. В детдоме ведь жили, кажется, бедность и все такое, но драными мы не ходили. С заплатками, заштопанные, но локтями не сверкали. В те годы макаренцы были, а Макаренко так и воспитывал детей, в детдомах это основным принципом было — не было такого, что все делали за детей, дети должны были сами обслуживать себя. Не барчуки же, бар свергли, барчуков нет.

В войну развлечения были: книги и радио. Когда пасмурные дни и дождь льет, так мы радовались, и радио можно было послушать, тогда такие интересные передачи были. Кино — это было великое событие, раз в месяц нас водили в кинотеатр. Конечно, и в настольные игры играли, и во дворе. Игры такие были: гигантские шаги, подкидные доски, палочки-выручалочки, лапта. Сетку мы натягивали летом, у нас спортивная площадка была, играли в волейбол. Спортом и летом занимались, и зимой. Пионерская дружина у нас была. Жили мы, в общем, интересно. Работать приходилось, но и досуг был. Были дни, когда мы могли почитать, в саду посидеть.

Про день победы. Мы еще спали утром рано, пришла воспитательница и сказала: «Ребята, война кончилась!». Тут стали и подушки бросать вверх, и на кроватях прыгать, обниматься, целоваться.

Все, у кого родители были живы, закричали: «Теперь я домой поеду!».

Потом сразу пионерские сборы, торжественная линейка. Долгожданный день настал. Ведь город на стадион собрался. Столько радости, столько слёз. Все рады были, что кончилось это всенародное горе, это тяжелое время.

Про своё образование: В первый класс (тогда брали с 9 лет) нас приехало 40 человек из Перемки из дошкольного детского дома. Потом стали дети прибывать еще из западных оккупированных районов. И до 10 класса дошла я одна. Не потому что я звезда была, просто у меня родителей не было, никто за мной не приехал, не вернулся из ссылки за мной. А у детей возвращались родители из ссылки, потом кончилась война, стали разыскивать детей, которые растерялись. Очень много детей после 5 класса ушли в ремесленные училища. Многие уходили в техникум. В общем-то, не поощрялось оставлять детей до 10 класса. В 8 класс нас 15 человек пошло. В 9 класс мы трое пошли. И до 10 класса я одна дошла из 40 человек. В 1949 году из 300 человек только одна десятиклассница в детдоме была.

Потом меня из детдома выпустили в 17 лет, и я поехала учиться в Пермь. Трудно было, потому что мы даже покупать не умели. К счастью, тогда отменили хлебные карточки, так что хоть хлеба можно было досыта есть. Кипяток был, всегда титан горячий. Девочки в моей комнате в общежитии все были из бедных семей, я вообще без семьи, вот мы и объединились в коммуну. Сбрасывались стипендией по 50 рублей. Это значит, что утром — булочка хлеба и чай, в обед дежурили по порядку, убегали с лекции и что-то готовили, ну а что готовили — суп, конечно! После лекций мы обедали, ну кто уж что сварит. Одна девочка у нас не знала, что курицу надо потрошить, заложила ее так в суп. Мы приходим, она говорит: «Я суп куриный варю, курицу поставила только что», а мы ей: «Зина! А ты ее потрошила?», она: «Нет, а потрошат что ли?» Пришлось ей воду выливать и курицу потрошить. Так и учились готовить.

Когда вышло постановление, что несовершеннолетние дети, которые привлекались к работам на фабриках, на заводах, в колхозах, имеют право иметь звание «труженик тыла», если представят документы за 6 месяцев работы, воспитатели наши нашли свои записи тех лет и отстояли нас в соцзащите. Медалей у нас, конечно, нет, какие взрослым вручали, но юбилейные медали вручают всегда. В этом году уже вручили».