Ребенок войны, рано потерял родителей, бродяжничал с братом. Годы войны провёл в детдоме. Долгое время проработал на химическом производстве Губахинского химического завода «Метанол» (ныне «Метафракс»).
«Я родился в 34-м году в Кировской области, деревня Печонки. До 6 или 7 лет жил в деревне. Отца в 41-м или в 42-м взяли в армию, я уже не помню точно. Мать тоже в этих годах померла, 42-м или 43-м. Единственное, что я помню, так это то, что до 14 лет я был в детском доме, до 49-го года. В 49-м году исполнилось мне 14 лет, я окончил 6 классов. Отца когда забрали, не помню, в 41-м или 42-м. Как он помер, не знаю, как мать скончалась, не помню.
Мы с братишкой маленькие остались, ходили куски собирать, председатель колхоза поймал нас и отправил в детдом.Похоронка отца пришла потом, о том, что он погиб в Ленинграде. Мать фактически не помню даже. Помню, перед смертью она говорила, давай, говорит, дрова вечером попилим. Мне 6 или 7 лет было. Вот, мы с ней дрова попилили, а утром она умерла. А больше ничего не помню, всё имущество в колхоз сдали.
Группа — 25 человек, я в старшей группе был, братишка в младшей. Учились все в одном классе: кто решит первый задачу, значит, все решили. Летом в футбол играли, летом на лыжах. Ботинки давали одни и носки, порвешь — идешь босиком, и с крыш прыгали и везде... В деревне в лаптях ходили. Мать из ситца одежду шила. Она в колхозе работала. Колоски собирали в платяные сумки, такая работа была. Колоски государству сдавали. С 11 до 14 лет — ходили лён дёргать. Это в субботу-воскресение нас гоняли в колхоз. По 50 снопов надо было надёргать, всё сами вязали, всё сами делали. Снопа 2-3 утащишь, чтобы поменьше дёргать. Потом привезут флягу молока и по кружке давали. Фляга на 25 человек, это достаточно было. Вот так вот детдом прошел.
Брат в младшей группе был, я в старшей. Я заболел как-то, не знаю какой болезнью в детдоме. Они за малиной, черникой ходили — так вот он мне ягод, хлеба принесет. В детдоме света не было, с керосиновыми лампами сидели. Ни телефона, ни радио, ничего не было. Это в 47-м году привезли американскую форму нам, дали ботики новые, носки, форму спортивную дали. В 47-м году пришли в столовую, а хлеб тарелками уже лежит, а то давали по 500 гр по-моему, в войну. Мы хлеб по карманам распихали, а они ещё вынесли, и так несколько дней было. Потом уже можно было так хлеб брать, сколько хочешь.
А в войну же это, пойдешь, группой в карты играешь, пацаны же, маленькие. Иной раз тарелки 2–3 на первое. На обед давали картошку в мундире. На хлеб играли в «до хозяина»: кусок хлеба бросают, шаг или 2 от хлеба отойдешь — «до хозяина», кто хлеб схватит — должен бежать, а тебя чем попало будет бить, пока не схватишь, не заденешь его. Стараются моментально задеть человека, чтоб меньше били. Вот такие игры были, да.
Ходили весной по огородам, картошку выкопают, всё равно остаётся. Гнилую найдешь, железку где-то в луже выкупаешь, костёр нажгёшь — печешь картошку эту гнилую. Воспитатель был, наверное, он в плену был, такой злой... Поймает, как начнет быть кобурой по рёбрам... Боялись его очень. Там под горку подкоп делали, чтоб не так дым видно было.
В войну было много детдомовцев в Кировской области, отправляли быстро. Меня отвезли в город Горький, в местном училище 3 класса сбросили, потому что в ремесленное училище 4-годичное только с 3-го класса принимали. В Горьком я проучился 4 года, учился на слесаря промышленного оборудования. Практику проходил на Горьковском автомобильном заводе.
Ремесленное училище кончил, нас отправили не по специальности в город Баку, в КАСПАР, Каспийское пароходство. Там 2,5 года матросом проплавал. Там ещё оставляли на 4 года, если проплаваешь, дают военный билет — матроса первого класса. Я говорю: «Хочу за границу». Уехал в Астрахань. Радиограмма: «Срочно в Баку». Приехал в Баку, нас 200 человек привезли в Орошенский район, посёлок Киврат (?). 200 человек с Баку нас, 200 с Еревана и 200 с Тбилиси. Со столиц 600 человек. Выгрузили километрах в 50-ти от границы. Нас за границу везти должны, а тут как отбой — то азербайджанцы с армянами дерутся, то грузины с армянами. Присягу через 15–20 дней приняли и разогнали по Кавказскому военному округу.
Я попал на Хичеваль в полковую школу, год в полковой школе — присвоили звание младший сержант и отправили снова в Киврат, где проходил карантин. 1955 год. Там и старшего вскоре получил. Я сам химинструктор батальона, в мирное время старший сержант, дольше только офицер, но их в мирное время не назначают. Старшим сержантом я прослужил до 1958 года.
В 49–50-м ездил в гости к брату в детдом. Позже уже не ездил, взрослый стал. В это время детдом расформировали, его отправили в другой детский дом, там другое совсем воспитание было. Научился, говорит, табуретки делать, и всё такое, в нашем детдоме этому не учили... Я братишку тогда потерял, в детдоме с ним вместе были, и нашел его в Гремячинске, Пермская область. Меня спросили, куда я после армии... Я попросил отпуск на 10–12 дней, приехал в Пермь, нахожу этот Гремячинск. Братишка кончил ремесленное училище, электрошахтёр. 3 или 4 дня побыл у него, приезжай, говорит, после армии ко мне... Потом он меня провожал, с девчонкой какой-то провожал, даже не запомнил её.
Уехал снова, и вот, когда уже демобилизовался, 4-й год служил, получаю письмо с Перми, получаю письмо с Астрахани. В Астрахань когда приходили, в домино что ли играли, девчонка на подоконнике сидела — столько раз, говорит, приходил, хоть бы раз подошёл, приезжай, буду верной тебе женою. В Астрахань я почему не поехал, там заводов нету: там либо рыбалка, либо колхоз. А Пермь — это заводы, в общем, согласился ехать в Пермь. Приезжаю в Свердловск, документы дают — иди, куда хочешь. А в Свердловском медицинском училище из детдома девчонка училась, не помню точно, то ли на врача только начинала учиться, то ли заканчивала. Дошел до института, как ножом ударило — не стал встречаться. У меня 6 классов, а у неё высшее образование. Ну, я развернулся и в Пермь приехал, неделю пробыл. Девчонка говорит, в Гремячинск поедешь в шахты или в Губаху, там «Метанол» строится.
Поехал в Губаху, т.к. в шахтах не бывал ни разу. Приезжаю в Губаху, поселился в общежитие. В общей сложности на стройке проработал там с 58 по 65 год, работал слесарем — зимой по сантехнике, летом — агрегаты, компрессора. Жена моя крановщиком была.
В январе 65-го года стал сдавать главному механику на 6-й разряд, не сдал. Химзавод достраивался, позвали работать туда на разряд ниже. Отдел кадров долго рассчитывать не хотел, пришлось ехать к прокурору в другой город. В итоге рассчитали, выхожу, а там главный механик, спросил, куда я, ответил, что рассчитали и перехожу на химзавод, он пообещал 6-й разряд дать, но я думаю, всё, поздно, уже рассчитался. С 65-го по 94-й год (30 лет) проработал я на химзаводе, производство было секретное, производили продукт для ракет. Производство было очень вредным, влияло на печень и нервную систему. Союз распался, производство закрыли, т.к. оно было очень энергозатратно.
В 83-м году вышел на пенсию».